– Поразила теплая радушная атмосфера в Витебске, – отметила Анна. – Всеобъемлющее ощущение праздника. Дай Бог процветания этому фестивалю! Чем больше такой вот творческой жизни, тем лучше. Пой, играй, читай, делай. Главное – делай качественно и добросовестно!
– Анна, вы родились в семье известного физика-ядерщика, не было ли у ваших родителей желания, чтобы дочь стала технарем?
– Скажу больше, у меня бабушка была доцентом университета, дедушка – профессором, изобрел первый радиотелескоп, за что в свое время получил госпремию. Мои дядя и тетя тоже физики, то есть все нормальные, приличные люди (улыбается – прим. авт.), а вот мы с сестрой не уродились. Она закончила Московскую государственную консерваторию, замечательный пианист, педагог. А я пошла в другую бабушку (по материнской линии), которая была актрисой. Хотя надо сказать, что все мои родственники – творческие люди, большие праздники всегда организовывали со стенгазетами, пением. Отец очень любил петь. Сейчас моему брату 15 лет и выяснилось, что у него также намечается колоссальный голосина. Поэтому мои предки, считавшиеся как бы физиками, были вполне и лириками.
Что касается того, по чьим стопам идти, то с детства родители предоставили нам в выборе будущей профессии карт-бланш: делайте что хотите. Тогда же в мою голову и втемяшилось, что хочу быть актрисой. С данного пути я свернула только однажды в 6 лет и то на полдня, когда мы с подружкой решили, что будем стюардессами на международных авиалиниях. Но к вечеру это желание развеялось.
– Как вы умудряетесь растягивать 24 часа в сутки? Ваше время четко расписано?
– У меня нет директора, я не представляю, как можно, чтобы кто-то составлял график, мне так не удобно. У меня есть волшебный ежедневник. Правда, в нашей профессии бывает то густо, то пусто. И здесь важен вопрос отношения к недосыпу, к перелетам, переездам.
Если ты к этому относишься просто, то и силы откуда-то берутся. Но поворотным моментом в жизни, которая разделилась на «до» и «после», стало рождение сына. Только с появлением ребенка я начала выделять время для отдыха. А вообще к работе отношусь так: если я занята, то прекрасно, ведь работа любимая. Если не занята, тоже прекрасно: я с семьей. Поэтому я не бываю в проигрыше.
– Как у вас складываются отношения с режиссерами, особенно с новыми, которые в большинстве своем продюсеры? Если вам говорят: «Надо ради публики», а вы понимаете, что, как актриса не должны этого делать. Как вы – милая, тихая и интеллигентная девушка – выходите из ситуации?
– Я сейчас задумалась: если я создаю впечатление тихой и спокойной, надо ли данный миф разрушать (смеется).
Когда меня приглашают в проект, то, первым делом, читаю материал. Если он меня заинтересовал настолько, что я готова закрыть глаза на те малые деньги, которые предлагают, ради профессии, ради удовольствия, то это одна история. Если же материал так себе, тогда обращаю внимание на стоимость продукта. Далее смотрю: кто партнеры, кто режиссер – для меня это также определенный фильтр. Затем при встрече с режиссером достаточно быстро становится понятно: разговариваем ли мы на одном языке, понимаем и слышим друг друга, будет ли взаимодействие в режиме диалога или нет, что тоже является своеобразной фильтрацией.
Хотя если режиссер имеет определенный статус, как, например, Марк Анатольевич Захаров, то работа с ним особого диалога и не предполагает (смеется). Но у актеров есть настолько большой кредит доверия к нему, подтвержденный его спектаклями и кинофильмами, что они готовы войти в тот образ, который он предлагает и выполнять поставленные задачи, что называется, в режиме «потом дойдет, потом домыслю». Хотя это не значит, что ему нельзя высказывать какие-то предложения.
Случается, что приходишь и понимаешь, что вы с режиссером не слышите друг друга, вы на разных волнах. Тогда принимаешь сей факт, как данность, и стараешься максимально хорошо выполнить свою работу.
Бывают, например, ситуации, как в «Леснике», когда за три года сменилось очень много режиссеров. Каждый снимал свой блок, и в результате, когда уже сложился актерский костяк, режиссер выступал больше как некий технический работник. И если мы чувствовали с его стороны халтуру, то возмущались. Ведь помимо наших фамилий в фильме будут и наши лица, а мы не хотим, как говорится, упасть ниже ватерлинии, поэтому отстаивали свои взгляды. И тут уже, несмотря на то, что складывается впечатление, будто я белая и пушистая, если я открывала рот, то не закрывала его, пока не отстою то, что считаю справедливым. Предпочитаю, сразу же снимать напряжение между людьми, проговорив нюансы, особенно, если нужно какое-то время рядом сосуществовать.
– По каким причинам вы соглашаетесь участвовать в тех или иных проектах?
– Участвую, если мне это интересно. Так, мне безумно хотелось побывать на «Форде Баярде». Семья, провожая меня, сказала: «Давай, познай свой максимум», и я его познала. Когда надо было над тиграми по канатам проходить, поняла: я ни разу не Никита и не герой.
В «Больших гонках» мне также было любопытно попробовать свои силы. Хотя там я тоже что-то отстаивала, в основном в вопросах безопасности. В гонках познакомилась с Ильей Авербухом, и мне рассказали про проект «Звезды на льду», который показался очень интересным. Мы ведь, когда начинали, даже на коньках толком стоять не умели, а потом показывали настоящие произвольные программы по 3-3,5 минуты.
В отличие от того же «Последнего героя», который провоцирует в человеке проявление негативных качеств, и зритель это видит, проекты «Звезды на льду», «Ледниковый период», шоу «Повтори», «Один в один» имеют позитивный посыл.
– Над каким образом в шоу «Повтори» было тяжелее всего работать?
– Конечно, над Михаилом Евдокимовым. Мы с ним все-таки очень разные. Так же как и в «Звездах на льду», «Ледниковом периоде», в шоу «Повтори» у меня не было никаких амбиций, желания победить или занять какое-то место, я соревновалась с самой собой. Каждый номер мне надо было сделать максимум того, что могу. Важен еще такой камертонный критерий: чтобы в театр я могла зайти с гордо поднятой головой, а не через задний ход, потому что коллеги-то – весьма критичны.
Я очень рада, что некоторые номера получились в десятку. Честно, сама от себя такого не ожидала. Сказать, что через голову прыгнула, нет, просто делала свою работу, а оказалось вполне удачно.
– Не секрет, что ваши коллеги ради популярности создают вокруг себя легенды. У вас безупречная репутация, за исключением момента, когда вам приписывали роман с Евгением Мироновым…
– Было и такое?! (искреннее удивление) Интересно!
– Скажите, Анна, как вы относитесь к романам на съемочной площадке? Нужно ли быть влюбленным в партнера? Говорят, это улучшает игру.
– К романам отношусь положительно. Считаю, что это личное дело каждого. А по поводу того, как сыграть любовь, помните, есть такой анекдот: молодой артист приходит к более опытному и говорит: «Вы знаете, тут такое дело, подскажите, что мне делать, мне в первом акте надо играть пьяного?». Ему коллега отвечает: «Какая проблема? Идешь в буфет, покупаешь 200 граммов, и все в порядке». Молодой говорит: «Да, я понимаю. Но вот во втором акте мне надо играть совершенно трезвого». На что ему опытный актер отвечает: «А вот это надо будет уже сыграть».
Чтобы играть чувства, любовь, на мой взгляд, не надо спать с партнером или иметь какие-то отношения. Для меня главное, чтобы мы друг дуга слышали. Допускаю флирт, сколько угодно. Но когда люди переходят определенную грань, возникает много осложнений, претензий, и они начинают думать: может быть все зря. Поэтому для меня, если нет чувства, то нет и романа. Но еще раз повторю: это личное дело лично каждого.
– Анна, вы шесть лет в мюзикле «Юнона и авось» играли Кончиту – женщину, которая 35 лет ждала своего возлюбленного и так не дождалась. Скажите, легко ли было вживаться в образ?
– Кончитой я была лет восемь. Когда ты играешь один и тот же спектакль в течение многих лет, ты растешь. Поэтому театр для меня просто необходимая часть профессии, непрерывная школа, лаборатория. Работа на сцене позволяет не успокаиваться и не останавливаться. И даже в материал, в котором ты уже много лет существуешь, проникать все глубже и глубже. В кино по-другому: ты снялся, можешь видеть свои ошибки, но исправить их уже нельзя.
У меня было странное отношение к роли Кончиты. С одной стороны, разочарование, что роль небольшая, и делать там особо нечего. С другой, мое личное отношение к тому, что женщина 35 лет ждала, –просто красивая сказка. Я не думаю, что в жизни все было настолько радужно и красиво. В реальности это маловероятно. Такие истории переходят в разряд легенд и мифов. При этом мы тешим себя мечтой, иллюзией, надеждой, что есть вечная любовь. Поэтому приходим в театр, поэтому данный спектакль до сих пор жив. На «Юнону и Авось», наверное, ходят уже правнуки тех, кто видел премьеру.
– Говорят, чрезмерное вхождение в роль чревато психологическими последствиями. Была ли у вас такая роль в театре, которая бы вас преследовала, или вы очень долго и мучительно выходили из нее?
– Нет, наверное, я не такая глубокая артистка, чтобы настолько перевоплощаться в образ. Если работаешь в одном проекте, ты действительно, сильно погружаешься в роль. Однако это не значит, что везде начинаешь вести себя так, как твой герой. Но у меня был забавный случай, когда мы выпускали «Тартюфа», где я играла Эльмиру, а Максим Суханов Тартюфа. Так вышло, что в тот день мы смотрели костюмы, потом был прогон, где определенные обстоятельства, определенные отношения и определенная тема, а вечером я играла в «Королевских играх» – истории Генриха VIII и Анны Болейн, где невероятная любовь и куча всяких перипетий. В общем, дело закончилось тем, что от физической и психологической усталости, которая на меня навалилась, произошел некий перенос отношений. И после спектакля мой партнер – Александр Лазарев – меня спросил: «Что случилось? Ты что поменяла концепцию роли? Ты сегодня совсем по-другому играла. Ты меня совсем не любила». Я ответила: «Саша, прости, наверное, на тебя вылилось все отношение к мужскому роду в целом, которое у меня копилось с утра из-за Суханова, из-за Тартюфа».
То есть, конечно, тот образ, над которым в данный момент трудишься, если он тебе нравится, если в него погружаешься, он может откладывать отпечаток на то, что ты делаешь параллельно, но, слава тебе Господи, до шизофрении не доходило!
Фото Антона Степанищева