Витебский художник Владимир Вольнов называет свои работы срезом души и вкладывает в них свою боль, радость, воспоминания, раздумья о жизни.

Завтра Владимир Вольнов отмечает 80-летие. В этот день в 1944 году, его, четырехлетнего мальчика, нашли советские солдаты в окопе под Городком. Так и записали в паспорте – 10 июня. И фамилию дали – Вольнов. Настоящую – Хадыко – он узнал только в 1961-м, когда нашел отца.

– Я не прибегал к генетической экспертизе, рад был, что обрел родных. Фамилию, правда, не поменял, а надо было бы взять двойную. Да не нашел времени, – рассказывает Владимир Николаевич. (Кстати, отчество ему дали тоже в детдоме).

Уже юношей от отца Владимир Вольнов узнал о матери, брате, о том, что родом он из деревни Городно Бешенковичского района. Отец сражался в партизанском отряде, а мать вместе с другими односельчанами немцы расстреляли в 1943-м во время карательной операции. Маленького Володю с братом, который был старше на три года, отправили к бабушке в Городокский район. Вскоре она умерла, и дети остались одни.

– О брате до сих пор ничего не знаю, так и затерялся в этой жизни. А меня нашли. Я некоторое время смеяться не мог, только рот открывал, заикался. Война оставила глубокий отпечаток в детской душе, – рассказывает Владимир Вольнов.

Потом, многие годы спустя, он напишет картину «Безымянная высота» и посвятит ее своему второму дню рождения.

«Я ребенок войны», – говорит художник. Тема искореженных судеб, страданий матерей, потерявших сыновей, холокоста занимает особое место в его творчестве. На таких картинах преобладает коричневый – цвет боли.

Детство, которое Владимир Вольнов помнит с пребывания в детдомах, для него состоит из художественных образов. Дом с мезонином на берегу Волги, старый липовый сад, три пруда с лебедями. Пожар, бывший женский монастырь, куда переселили детдомовцев, маковки церквей… Детство – родничок, питающий душу.

– Помню свое первое сильное художественное впечатление. Побелили печку в детдомовской спальне и раскрасили разноцветными мазками. До сих пор ее вижу на фоне старых бревенчатых стен. Оттуда у меня, видимо, страсть к народному творчеству, – поясняет Владимир Николаевич.

А страсть к рисованию проснулась, когда увидел, как один из детдомовцев изобразил на листе из тетрадки воина. Захотел так же нарисовать. Потом копировал рисунки из книги, репродукции из журнала «Огонек». Детям положено было давать карандаши на двоих, а Володе, видя его увлечение, дали на одного. В десятом классе написал письмо в Московский художественный институт имени Сурикова, получил ответ с условиями приема.

– Я самоучка, не было возможности заниматься в студиях. Вряд ли бы прошел творческий конкурс. Поэтому, как большинство детдомовцев, пошел в техническое училище, – рассказывает художник.

Кстати, детдом привил ему культ здоровья. Детишек заставляли делать зарядку, снегом обтираться. Эти привычки не оставляет по сей день.

В 1961-м, когда нашел отца, приехал в Витебск. Устроился на завод и стал ходить в художественную студию при пединституте. Поступил на худграф, но вскоре ушел в армию, отслужил. Знакомый парнишка рассказал о Харьковском художественно-промышленном институте, где есть кафедра дизайна, решил поехать. После окончания вуза работал в Сибири, а годы спустя вернулся на родину.

Мастерская Владимира Вольнова расположена на мансарде девятиэтажного дома в центре Витебска. В окне на всю стену – живописный вид старого Витебска, а на мольберте – весенний пейзаж.

– В феврале, когда появляются синие тени, я заболеваю голубым цветом. Писатель Михаил Пришвин говорил: «Февраль – это весна солнца», – поясняет Владимир Вольнов.

Художник признается, что его душа устала от боли. Хочется радости. Говорит, что решил отойти от военной тематики, высказал в ней все, что мог, а повторяться не хочет. Сегодня его волнуют охрана природы, экология. Он предложил художественному музею проект, в котором люди могли бы высказаться на эту тему. Часто визуальное искусство красноречивее слов.

– Не считаю себя живописцем, графиком или дизайнером. Я художник в широком смысле понимания и использую разные средства выражения: краски, карандаши, предметы, – рассказывает Владимир Николаевич.

В свое время Владимир Вольнов собрал коллекцию старых вещей, которые люди выбрасывали за ненадобностью. А он видел в них символы эпохи, и сегодня они – неотъемлемая часть его творческих работ. Лапти, поношенные башмаки, пожелтевшие письма, старые фото, деревянная утварь, платки из бабушкиных сундуков обретают новую жизнь в инсталляциях художника.

– Будучи на Севере, в здании бывшей городской управы нашел корзину бумаг, которые собирались сжечь. А там дореволюционные документы. Хочу через посольство передать их России, – говорит Владимир Вольнов.

Коллекцию альбомов  по искусству отнес в городскую библиотеку.

– Когда уходил в армию, не сдал в библиотеку маленькую книжечку «Письма к начинающему художнику». Как-то наткнулся на нее и решил вернуть. А так как оказался должником, присовокупил 50 альбомов – по одному за каждый просроченный год, – рассказывает Владимир Николаевич.

В числе кумиров называет Ван Гога, Модильяни. Для Владимира Вольнова эти художники с трагической судьбой – пример самоотдачи. Искусству надо отдаваться всем сердцем, иначе лучше не браться. На стенах мастерской – картины, раскрывающие душу художника, то, что сегодня болит и радует. Этюды о партизанских буднях, посвящение холокосту, Василю Быкову, пейзажи Псковщины – написанные во время путешествий, пленэров. 

Какого цвета судьба художника? Из каких предметов можно составить инсталляцию прожитых лет? Эти вопросы периодически возникают у творческого человека, и он не устает искать ответ. Каждый день Владимир Вольнов поднимается в мастерскую, поближе к небу, смотрит из окна на старый Витебск, заглядывает себе в душу и начинает работать. И в день рождения не будет исключения из заведенного за многие годы правила.

Фото Татьяны ПАСТЕРНАК.