25 декабря исполнилось 38 лет со дня ввода советских войск в Афганистан. Своими впечатлениями о начальном периоде войны поделились ее участники.

Сегодня в обществе бытуют разные мнения насчет того, стоило ли Советскому Союзу ввязываться в вооруженный конфликт. Одни утверждают, что это была политическая ошибка и партийная элита могла достичь нужного результата, не используя военную силу. Другие считают, что в эскалации конфликта виноват расцветший в брежневские времена кризис власти.

Сергей Шалимов (в верхнем ряду первый слева) с сослуживцами 1-го отделения взвода АГС 1-го МСБ 180-го МСП, 1980 г.

Еще одной причиной называют борьбу за контроль важного стратегического и географического положения Афганистана, что обеспечивало господство над странами Индийского океана и Персидского залива. Вместе с тем известно, что к вводу войск Москву, которая опасалась усиления исламского фундаментализма в странах Средней Азии, неоднократно призывали халькисты (члены фракции «Хальк» в народно-демократической партии Афганистана).

 Это дает повод видеть в военном вмешательстве в дела соседнего государства первый в мире ответ на вызовы международного терроризма. Поэтому тема афганской войны сегодня как никогда актуальна и значима для мирового сообщества. Она преподала столько уроков, что для их осмысления, видимо, потребуются усилия нескольких поколений историков.

Но есть и очевидные факты: воины-интернационалисты, несмотря на отсутствие опыта и пробелы в подготовке, остались верными присяге и боевому братству, ценой собственных жизней выполняли поставленные задачи. Они, по сути, стояли у истоков наработки методов ведения операций и боев против крупномасштабных бандформирований. Мы попросили рассказать участников тех событий о том, что происходило в воинских частях накануне времени «Ч» и о первых днях в чужой стране.

Сергей Алексеевич Шалимов, рядовой, стрелок — наводчик гранатомета 180-го мотострелкового полка:

— Наш полк базировался в Украине и был оснащен боевыми машинами пехоты. Как сейчас помню, была суббота, парко-хозяйственный день в конце декабря 1979 года, когда нам сообщили о намечающейся командировке. Куда — не говорили. Около недели добирались на обычном пассажирском поезде до Термеза. Там нас разместили в клубе войсковой части на несколько дней, чтобы сформировать подразделения для отправки самолетами. За это время мы успели увидеть первых раненых, доставляемых на военный аэродром, и понять: намечается что-то серьезное.

Командир взвода 80-й отдельной разведроты Валерий Марченко во время одной из операций, 1980 год

Пообщались с так называемыми партизанами — мобилизованными в срочном порядке военнослужащими запаса из числа жителей средне-азиатских республик, изначально составлявших костяк вводимых в Афганистан войск, и которых мы сменяли. Они нам дали много практических советов на будущее, в том числе обзавестись сдвоенными автоматными рожками, какие занимать позиции в случае обстрела. Вскоре по воздуху мы попали в Баграм, а оттуда выдвинулись в Кабул.

Сухопутный отрезок между городами уже успели назвать дорогой смерти. Вокруг сплошная зеленка — заросли, позволяющие боевикам оставаться незамеченными на подходах к автоколоннам военнослужащих и вести стрельбу с близкого расстояния. Нам тоже досталось: потеряли одного офицера, еще несколько человек было ранено. В Кабул мы не стали въезжать, расположились на ночевку прямо в машинах, холод был дикий. Потом дали на отделение палатку.

Материально-бытовое обеспечение вначале хромало. К примеру, нам приходилось поджигать солярку на том месте, где собирались спать, чтобы было теплее, а первый раз нормально помылись только спустя несколько месяцев.

На первоначальном этапе не были учтены особенности рельефа местности, и мы не могли на 100% использовать вверенную нам боевую технику и оружие для подавления атак моджахедов. Даже БМП, впоследствии хорошо зарекомендовавшая себя в боях, была оборудована пушкой «Гром» с малым углом подъема, что неприемлемо в горах.

Уже будучи в Афганистане, мы получили отличное новое оружие — гранатомет со станком и прицелом АГС-17, и первые месяцы учились обращаться с ним. К боевым операциям нас стали привлекать с конца марта 1980 года. В составе различных соединений приходилось блокировать и уничтожать врага, сопровождать колонны.

Валерий Григорьевич Марченко, командир разведывательной роты 103-й воздушно-десантной дивизии:

— В ночь с 10 на 11 декабря нас подняли по боевой тревоге. Выдвинулись маршем к аэродрому в районе Болбасово Оршанского района.

Посадка в самолеты несколько раз откладывалась, информация о предстоящем задании не раскрывалась. Казалось, что это обычные учения, нас еще немного помуштруют и отпустят по домам. Но 14 декабря мы все-таки полетели в неизвестном направлении. Я отправился к штурману, чтобы выяснить детали. Но он, завидев меня, закрыл карты и сказал лишь одно: «Я столько бумаг подписал о неразглашении, что тебе и не снилось».

 Приземлились в Балхаше на севере Казахстана. Более недели тренировались там, а 24 декабря меня и других командиров срочно вызвали в штаб дивизии. Задания объясняли каждому лично, чтобы другие не знали. Мне с подразделением приказали отправиться на дорогу между Кабулом и Баграмом и стоять там насмерть. Но в ту ночь на нашем рубеже было спокойно.

Мы лишь издали могли наблюдать по следам от трассеров, как в самой столице с каждым часом стрельба становилась все более плотной. В общем, началась революция. Приходилось выполнять спецзадания восточнее Кабула: выявлять агентуру, захватывать связных. Вначале нам запрещали заходить в кишлаки, поэтому оставалось только выставлять засады. Толку от них не было, но мы видели, что между людьми в горах и местными жителями идет световой обмен информацией с помощью костров и фонариков. Это свидетельствовало о том, что моджахеды что-то замышляют.

Вскоре командование разрешило действовать у жилищ афганцев, и нам удалось взять языка, который сообщил стратегическую информацию: 23 февраля 1980 года запланирован мятеж. Восстание оказалось массовым, в городе появились эшелонированные баррикады. Когда под угрозой оказались представители советской дипломатической миссии, военные приступили к активным действиям по уничтожению боевиков. Мы их обстреливали с вертолетов, в итоге они были рассеяны и уничтожены.

Чуть позже начались рейдовые операции, и мы с нетерпением ждали заседания партийного актива дивизии, где, думали, руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР в Афганистане маршал Сергей Соколов сообщит о скором возвращении контингента на родину. Но вместо этого Сергей Леонидович доложил, что нужно остаться на неопределенный срок. В первом же бою десантники понесли большие потери.

Моему взводу поручили охрану маршала Соколова, который в это время находился у нас. Возвращающуюся с задания колонну мы увидели издалека, но из-за пыли, толстым слоем покрывшей машины, не сразу разобрались, что лежит на них сверху. Оказалось, трупы погибших, сложенные в брезент. Картина не для слабонервных: 35 окровавленных тел. Также было 25 раненых. Я пытался что-нибудь выяснить у них, но они не могли адекватно реагировать на происходящее, лишь повторяли, что даже не поняли, откуда напали, потому что пули летели со всех сторон.

Кстати, первый самолет с грузом-200, так называемый тюльпан, в отличие от последующих был белым. Что касается бытовых условий и обеспечения боеприпасами, то у нас было все необходимое. Один из минусов — кирзовые сапоги, в которых, сами понимаете, неудобно лазить по горам.

Валерьян Альбинович Мацкевич, военный советник, заместитель командира бригады афганской армии «Коммандос»:

— Я оказался в Афганистане только в начале 1981 года, но мог попасть туда и с самого начала, ведь нас, 106-ю тульскую воздушно-десантную дивизию, в состав которой входил 331-й парашютно-десантный полк из Костромы, тоже в середине декабря 1979-го подняли по боевой тревоге, выдали боекомплекты и отправили в сторону аэродрома в Иваново. Но мы никуда не полетели, отбой дали 30 января. Позже мне предложили стать советником, поэтому в отличие от многих знал, куда еду и зачем.

Служил в районе Кабула, материально-бытовые условия у нас были лучше, чем у военных, из оружия выдали автомат, пистолет и пару гранат. Командировка продлилась недолго — я заболел гепатитом. Однако за короткое время успел понять, что менталитет афганцев сильно отличался от советского. Этот нюанс партийное и военное руководство СССР не учло, что привело к стратегическим ошибкам.

Во-первых, вместо того, чтобы искоренять мусульманские обычаи, нужно было налаживать связи с религиозными лидерами, старейшинами. Поэтому получалось так: приехали, посадили своих сторонников и, не обеспечив должной охраны, направились дальше, а через несколько дней ставленника властей убивали.

Во-вторых, Афганистан представлял собой слаборазвитую неиндустриальную страну, а наши идеологи делали ставку на рабочий класс, а не на сельчан, которых было подавляющее большинство. Кроме того, местные жители привыкли торговаться, жить в малых группах и враждовать с соседями. Поэтому дисциплина в государственной армии хромала.

Офицеры не доверяли представителям других народностей, служивших вместе с ними, предавали своих за деньги, пользовались положением, чтобы мстить прежним обидчикам. Так, в одной из первых операций, проводившейся нами совместно с десантниками и мотострелками, сообщение о складе оружия в одном из селений оказалось ложным: просто один афганец хотел проучить родственника, доставлявшего ему неудобства.

Молодежь на службу приходилось призывать методом отлова: оцепляли кишлаки и забирали парней. О какой боеспособности регулярных войск можно было говорить в такой ситуации? Естественно, они не могли оказать сопротивление душманам.

Также я понял, что афганцы — индивидуалисты, не интересующиеся делами других или государства, в частности, наведением порядка в местах общего пользования. Так, обустраивая казармы в местечке Ришфор вблизи столицы, мы обнаружили добротный асфальт под слоем песка.

Другой пример: в бассейне утонул их военнослужащий, и никто даже не подумал  достать его из воды, пока не увидели мы. В результате слабой военной подготовки и низких морально-боевых качеств бригада «Коммандос» во время операций несла большие людские потери.

Фото из личных архивов Сергея Шалимова и Валерия Марченко.