Во время одной из встреч журналистов с читателями Валентина Логинова из д. Орешенки Витебского района передала в редакцию «Витебских вестей» две ученические тетради. На их страницах аккуратным ровным почерком ее муж Иван Алексеевич записал свои детские воспоминания. Казалось бы, ничего необычного, человек решил поделиться частью своей жизни, но все-таки эта рукопись – особенная. В ней история одного мальчика, пережившего в свои, как должно было быть, самые счастливые и беззаботные годы ужасное испытание – войну. Это рассказ не о боевых действиях, подвигах героев, добывавших Великую Победу, а о том, как жил в то время маленький ребенок, что ему пришлось испытать, каким он запомнил ту далекую войну. И знаете, она, увиденная детскими глазами, нам, показалась не менее страшной, чем запечатленная взрослым взглядом опытного фронтовика.

ПЕРВЫЕ ПОТЕРИ, ДОРОГА В ДЕТДОМ

Семья Логиновых долгое время жила в Витебске, отец служил в армии, мать была домохозяйкой. В 1939 году после присоединения Западной Беларуси военную часть отца перебросили в Августов, за главой семейства перебралась и жена с сыновьями – 6-летним Ваней и 4-летним Геной. Там их настигла война. Вот как Иван Алексеевич описал утро 22 июня 1941 года: «Сквозь сон до моего сознания доходили тихие вздохи и даже плач. С тягостным чувством в душе, страхе перед чем-то неизведанным и пугающим я долго лежал в постели, боясь открыть глаза. До меня доносились голоса женщин, собравшихся в комнате матери. Предчувствие плохого окончательно пробудило меня, и больше я не мог сомкнуть глаз, лежал, не двигаясь, в оцепенении. Вошла мама, взяла меня на руки и вынесла в прихожую, где находились женщины, прижала к себе, поцеловала, собравшись духом, сказала, что началась война, и все заплакали. Но для меня это слово не показалось удивительным: мы ведь часто играли в войну, и ничего странного. Пришел отец и сказал собираться и ехать на железнодорожную станцию. На прощание он поцеловал нас, и больше в своей жизни мы его не видели».

Поезд, в котором женщин и детей отправили в Беларусь, несколько раз попадал под обстрелы с воздуха, пассажиры мучились от жары и жажды. Во время коротких остановок все спешили набрать воду из водоемов. Где-то в районе Волковыска в один из таких перерывов мать Ивана пошла помогать многодетной семье, строго наказав ему следить за братом и вещами. Некоторое время мальчишки сидели спокойно, потом решили искать отца. Взявшись за руки, отправились в лес, шли долго, а где-то вдали мать уже звала детей, сквозь деревья едва слышно доносился ее голос, но они упрямо продолжали двигаться вперед, надеясь встретиться с отцом. Вскоре вышли на дорогу, где их подобрали красноармейцы, накормили хлебом с тушенкой, усадили в кузов «полуторки» и повезли в близлежащий населенный пункт. В пути грузовик атаковали с воздуха, солдаты разбежались в укрытия, а Ваня с братом, сжавшись в комок, сидели в кузове, наблюдая за проносившимся над ними самолетом. Наконец не добрались до какой-то деревни. Там детей приютили, накормили, уложили спать. Так закончился для них первый день войны.

Следующим утром мальчишки ушли из деревенского дома на поиски отца, но в этот раз на пути им уже не встречались «опекуны»: люди в проезжавших мимо машинах не обращали на детей внимания, у каждого было свое горе. Голодные и уставшие, они выбились из сил. На очередном перекрестке, как позже выяснится, возле Слонима, их нашла женщина. «О чем она говорила, я не помню. Взяв меня за левую руку, повела меня на улицу, правой я держал брата. Женщина шла очень быстро, мы едва успевали за ней, Гена упал, но она не обратила на это внимания, продолжала меня тянуть. Я заплакал, вырвался, поднял его с земли и опять взял за руку. Вскоре он снова упал, на этот раз женщина меня держала крепче, я сопротивлялся, ревел, но не смог освободиться. Мы пришли в какой-то двор, где, как я позже понял, собрали таких, как я, детей без родителей. Оглядев высокую ограду, понял, что отсюда мне не уйти. Вечером того же дня привели к нам и моего брата. Вели себя мы странно: ходили один за другим, как волки, отбитые от стаи, и не разговаривали между собой».

«ДОБРОВОЛЬНОЕ» ДОНОРСТВО И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

Вскоре в стихийно созданном детдоме прибавилось жильцов, привезли еще детей, возможно, из того поезда, в котором ехали Логиновы. Как вспоминает Иван Алексеевич, он на тот момент был самым старшим, помогал присматривать за малышами, даже косички девочкам заплетал, хотя не знает, как и где этому научился. Еды не всегда хватало, поэтому все воспитанники с нетерпением ждали обеда или ужина. По праздникам навестить сирот приходили местные жители и приносили небольшие подарки или сладости. Так продолжалось, пока не пришли немцы. Они проверили все детские дома города и выбрали ребят постарше. Позже станет известно, что их определили в доноры. Таких оказалось около 30, среди них был и наш герой. Детей разделили на две группы и отправили в медпункт. Одним удалось сбежать через открытое окно, других забраковали из-за нездоровья, у большинства брали кровь. «Что произошло с остальными ребятами-донорами, я не знаю. Я пролежал на больничной койке с сентября 1941 года до середины апреля 1942-го, это время помню совсем плохо, видимо, потерял слишком много крови. В памяти иногда всплывает лицо санитарки, которая за мной ухаживала. Однажды зимой мою кровать выставили в коридор, наверное, подумали, что я уже умер. Через некоторое время врачи заметили, что дрожу от холода и стону, и меня вновь перенесли в палату. Весной няня стала выводить меня на крыльцо больницы, чтобы я дышал свежим воздухом, так я понемногу стал приходить в себя. Через некоторое время меня снова перевели в детдом, там я все время держался рукой за стены, думал, что разучился ходить, на самом деле я так ослаб от недоедания. После того, как однажды потерял сознание, стали усиленно кормить. Приглядывать за мной назначили повариху. Самое вкусное, что я ел в детдоме, – омлет из яиц. Однажды нас всех повели в церковь, после молебна прихожане начали подходить к ребятам, каждый выбирал себе понравившегося мальчика или девочку, чтобы угостить их, чем могли. В конце концов я остался стоять один. Никто не хотел брать такого тощего и некрасивого».

НЕНАСТЬЕ ПЕРЕД РАССВЕТОМ

В 1943-м острее стал чувствоваться голод, детей начали кормить хлебом с опилками, порой его невозможно было есть. Тогда они высушивали его на печке, им казалось, что такой сухарь грызть вкуснее. Ивана из-за возраста вновь перевели в другой детский дом, разлучив с братом. Ходили слухи, что скоро старших должны увезти в Германию, поэтому, видимо, и усилили питание. Выделили двух коров, пасти которых назначили Ивана и еще какого-то мальчишку. В поле животных нужно было выводить в любую погоду, возвращаться раньше времени было нельзя. Поэтому иногда маленьким пастухам приходилось пережидать холодный дождь под коровами, согреваясь их теплом. После одной из таких прогулок поздней осенью Иван заболел, его отстранили от работы. Зимой никто из детдомовцев на улицу не выходил, не было теплой одежды и обуви, поэтому весны и тепла они ждали с трепетом, не представляя, что грядут перемены. «Немцы суетились, реже стали приезжать. Однажды летом директор скомандовала всем собрать постельные принадлежности, после мы отправились в ближайшие кусты на ночлег, нам сказали, что Советская армия идет в наступление и будет артобстрел. Ночью никто не мог уснуть, сам город не попал под огонь, только вдалеке на горизонте были видны вспышки и гремел гром. К утру все стихло, вскоре появились солдаты-разведчики, им сообщили, что немцы покинули Слоним. Так мы встретили освобождение, радовались, что не успели всех вывезти в Германию».

После изгнания фашистов город будто ожил, люди стали смелее выходить на улицу, начали восстанавливать хозяйство. К детдомовскому стаду, пастухом которого вновь стал Иван Логинов, прибавились и животные из соседних деревень. За работу с ребятами расплачивались хлебом и молоком, голод постепенно забылся. Мальчишки начали исследовать окрестности в поисках трофеев – патронов, гильз. Наступила новая, послевоенная жизнь. Мать Вера Яковлевна смогла найти своих детей только в 1951-м, но в детдоме Иван пробыл до 1 сентября 1952 года. Отец пропал без вести.

P.S. Возможно, кому-то в этой истории не хватит исторических подробностей. Но ребенок – это не ученый-исследователь, не мог и не обязан был точно запоминать, записывать или знать время и дату события. Самое важное то, что он видел все своими глазами, смог пережить и рассказать об этом, пусть даже в двух скромных тетрадках. Их, к слову, мы вернули назад в семейный архив, чтобы Иван Алексеевич смог передать эстафету памяти следующему поколению своих потомков.